Когда в 1950 году Оскар Халецкий , польский исследователь истории средневековых Польши, Литвы и Руси, предложил в своей работе «Limits and divisions of European history» (Пределы и разграничения европейской истории) концепцию Центрально-Восточной Европы, а спустя два года изложил ее в книге «The Borderlands of Western Civilization. A History of East Central Europe» (Пограничные земли западной цивилизации. История Центрально-Восточной Европы), он думал не только о науке. Как историк и эмигрант он хорошо понимал, чем грозит все более популярная концепция разделения Европы на Западную (свободный мир) и Восточную (зона господства тоталитарного СССР). Между тем «железный занавес», опустившийся над частью европейского континента в результате ялтинских соглашений и вследствие могущества СССР, невольно подталкивал политиков и общественное мнение западных стран к такому незамысловатому разделению. Еще в XVIII веке восток Европы воспринимался как экономически и культурно отсталая периферия. Поскольку ничто не предвещало скорого конца ялтинского раздела Европы, у Халецкого были все основания опасаться, что если политики свободного мира повесят на чехов или поляков ярлык восточноевропейских народов, то их начнут рассматривать «в комплекте» с другими народами, порабощенными Советским Союзом, включая самих русских. На практике это могло бы означать отказ Запада от усилий по освобождению Польши, Чехословакии или Венгрии от оков сталинской системы в пользу действий, цивилизующих СССР изнутри. А это, в свою очередь, продлевало бы период советского господства на многие десятилетия.
Разделение Европы на Восточную и Западную было для Халецкого поверхностным и с аналитической точки зрения.
Ведь отнесение , например, Праги к той части Европы, в которой находится Москва — а не Вена или Мюнхен, — означало бы, что текущая политическая ситуация — критерий более существенный, чем культурный облик региона, его тысячелетняя история или ментальность населения.
Это разделение игнорировало важные факторы , определяющие специфику региона, — такие как западное христианство, тесные связи с другими странами латинского культурного мира, значительное влияние немецкой культуры, опыт полиэтничности, дополненный воспоминаниями о последних десятилетиях монархии Габсбургов, оставивших о себе весьма добрую память.
Прага , Чехия. Источник: UnsplashВ преодолении такого способа мышления , конечно, могла бы помочь концепция Центральной Европы, территориально в значительной степени совпадавшей с бывшей империей Габсбургов и Польшей. Впрочем, политики и интеллектуалы из Чехии, Венгрии, Словакии или Польши по сей день любят подчеркивать свою принадлежность к Центральной Европе, пребывая в уверенности, что от Востока лучше политически отмежеваться.
Однако каким образом подчеркнуть связи определенной таким образом Центральной Европы и с Германией , культурное сходство с которой очевидно, и со странами, которые некогда были частью Польши или Венгрии, но затем были поглощены Советским Союзом (Беларусь и Украина) или вошли в состав других стран: Румынии (Трансильвания) и Югославии (Хорватия и Словения)? Как освободить эти страны от западных ассоциаций с Россией или далеким, отсталым Востоком? Как поддержать сознание того, что Литва, Латвия и Эстония были незаконно аннексированы СССР?
Для поляков все это имело фундаментальное значение. В отличие от чехов , которые как нация формировались, по существу, в пределах небольшого пространства — исторических Богемии и Моравии, — в состав польского государства уже в XIV веке вошли территории православных русинов с центром во Львове. Позже, в 1569 году, когда на cейме в Люблине Польша и Литва решили образовать федерацию, возникшее в результате государство, именовавшееся Речью Посполитой Короны Польской и Великого княжества Литовского (а с XVIII века — просто Речью Посполитой Польской) заняло огромную территорию, населенную балтоязычными литовцами и латышами и русинами, то есть восточными славянами. Достаточно вспомнить, что в первой половине XVII века площадь Речи Посполитой составляла почти миллион квадратных километров, а перед разделами 1772–1795 годов, осуществленными Пруссией, Австрией и Россией, она включала нынешнюю Беларусь, Украину до Днепра, Литву, юго-восточную Латвию и даже части России и Молдовы.
Львов , Украина. Источник: UnsplashПочти во всех этих областях в XVIII и XIX веках очевидно было польское происхождение не только шляхты , но и части крестьян, переселившихся туда в пределах единого государства с территории «исконной» Польши. В XIX веке, несмотря на отсутствие польской государственности, почти все образованные слои общества, жившие на этих землях, все еще знали польский язык и часто отождествляли себя с польской культурой и польской нацией. Достаточно вспомнить, что самый выдающийся польский поэт Адам Мицкевич и Тадеуш Костюшко , символ борьбы за свободу поляков и американцев, родились на территории нынешней Беларуси. В свою очередь, в Литве находятся села, где появились на свет Юзеф Пилсудский — главный польский политический деятель межвоенного периода , символ возрожденного польского государства, и великий поэт, лауреат Нобелевской премии Чеслав Милош. В Украине же в 1918 году родился еще один символ возродившейся Польши — пианист , композитор и политик Игнаций Ян Падеревский.
Таким образом , польская культура и идентичность веками переплетались с культурой и идентичностью сегодняшних Литвы , Беларуси и Украины. После Первой мировой войны восстановленное польское государство утратило часть земель, которые под названием Литва и Русь входили в него до разделов — это была весьма болезненная потеря. Еще более болезненной была агрессия СССР против Польши в сентябре 1939 года , когда поляки защищались от немцев. Советский Союз незаконно аннексировал 52 % территории страны, а в 1945 году Польше пришлось уступить ему 90 % этих земель.
Гродно , Беларусь. Источник: PixabayХалецкий , род которого происходил из Русского воеводства (сегодня его территория разделена между Польшей и Украиной), предложил такую модель деления Европы, которая позволила бы аналитически обосновать принадлежность Польши к Центральной Европе, подчеркнув при этом ее связь с территориями, захваченными СССР, а также общность культур и политических интересов стран, расположенных между Германией и Россией.
В его концепции Центральная Европа была разделена на два больших субрегиона: немецкоязычный , включающий Германию, Австрию и Швейцарию, и область так называемого Междуморья между Балтийским, Адриатическим и Черным морями.
Последнее включало в себя земли средневековых королевств Польши , Чехии, Венгрии и Хорватии, а условно — после гипотетического на тот момент обретения независимости от России — также Беларусь и Украину, которые, хотя и принадлежали культуре восточного христианства, испытали мощное западное влияние. Таким образом, Восточной Европой, политической Евразией оставалась только Россия.
В 1990-е годы термин «Центрально-Восточная Европа» популяризировали многие другие польские исследователи , такие как, например, профессор Йельского университета Петр Вандыч или профессор Ежи Клочовский, основатель существующего на протяжении четверти века Общества, а затем Института Центрально-Восточной Европы в Люблине. Итогом работы научного коллектива профессора Клочовского стали переведенная на несколько языков история Центрально-Восточной Европы и огромная сеть контактов, способствующих интеграции украинских и белорусских исследователей в интеллектуальное пространство Польши и других стран региона.
Каменец-Подольский , Украина. Источник: UnsplashПонятие , введенное Халецким, получило распространение и на Западе, хотя, как правило, оно не включало в себя Украину и Беларусь. На терминологию, принятую в немецком языке, оно повлияло еще при жизни Халецкого: его работы быстро перевели на немецкий, тем более что термин Mitteleuropa (Срединная Европа) ассоциировался с идеей германского экономического превосходства и потому был нежелателен. В 1990-е годы определение «Центрально-Восточная Европа» (East-Central Europe) постепенно вытесняло «Восточную Европу» (Eastern Europe) в качестве собирательного названия стран Варшавского договора, которые в 1989 году вновь стали независимыми. Нежелание поляков или чехов ассоциироваться с «востоком», а также необходимость найти соответствующее название для стран востока Европы, не входящих в ЕС, привели к тому, что политически «Восточная Европа» сместилась на Украину и, судя по номенклатуре ЕС, даже на Кавказ. В конце концов в документах «Восточного партнерства» Украина, Беларусь, Молдова, Грузия, Армения и Азербайджан стали не соседями Европы, а восточноевропейскими партнерами ЕС. В настоящее время польская восточная политика , решительно подчеркивающая европейскую идентичность Украины и Беларуси, а также культурные, политические и ментальные различия, отделяющие эти страны от России, в определенной степени опирается на научные концепции, созданные Халецким и его последователями.
Сейчас большинство поляков симпатизирует своим восточным соседям. По данным исследования Центра польско-российского диалога и согласия , опубликованного в ноябре этого года, поляки считают чехов, украинцев и словаков наиболее близкими им в культурном отношении нациями. Вероятно, это связано с осознанием языкового родства и личными контактами с украинцами, которые в последние годы интенсивно эмигрируют в Польшу и тем самым поддерживают польскую экономику.
Еще больше осознают эту общность польские интеллектуальные элиты. В Польше , Литве, Беларуси и Украине — несмотря на существенные различия в оценках прошлого — существуют также общие исторические интерпретации. В их основе лежит убеждение , что Русь — не то же, что Московия, позже названная Россией.
Таким образом , отвергается все еще популярный на Западе краеугольный камень российского исторического мифа, а именно взгляд, согласно которого первое российское государство формировалось вокруг Киева, а также политические требования, основанные на подобном видении истории.
Украину , Литву, а теперь, после долгой спячки и Беларусь связывают с Польшей также и элементы наследия политической культуры бывшей Речи Посполитой. В качестве примера можно привести убежденность в том , что государство существует для граждан, а не граждане для государства, как думают многие россияне, и мысль, что если государству нарушает основные права граждан, то последние могут воспользоваться правом на восстание (ius resistendi). В Речи Посполитой это право осуществлялось путем созыва так называемых конфедераций, и украинские революции 2004 и 2014 годов были практически их точной копией. Следует также упомянуть правильно понятый политический идеализм — убежденность , что в отношениях между странами не может быть равных и более равных, и за этот основополагающий принцип, восходящий к шляхетской культуре, нужно бороться, даже когда политический прагматизм, порожденный мещанской культурой, подсказывает нечто иное.
Минск , Беларусь. Источник: PixabayПомимо всего прочего , у северной части Центрально-Восточной Европы есть общие элементы архитектурного пейзажа. Например, городки с небольшими рыночными площадями, барочными церквями, а также синагогами, свидетельствующими о значительной численности еврейского населения. Это отличие сохранилось даже после включения части Речи Посполитой в состав Российской империи, поскольку евреям было запрещено селиться за пределами этой территории (черты оседлости).
Разумеется , такая концепция Центрально-Восточной Европы стала необычайно привлекательной для украинской и белорусской интеллигенции — в силу как политических, так и сентиментально-психологических причин. Только она дает шанс оказаться в иной «политической корзине», нежели Россия. При этом (что важно для национального самосознания на более массовом уровне) она позволяет по сути опираться на политическое наследие Речи Посполитой и в то же время не акцентировать внимание на том, что в значительной степени именно сила культурного пространства, сформировавшегося в течение нескольких столетий существования польско-литовского государства, помешала России превратить русинов в русских — вместо этого сформировались нации украинцев и белорусов.
Перевод Никиты Кузнецова
Благодарим портал Forum 24 за возможность публикации.
